Мужик - Страница 8

Шебуев оглядел всех с неопределенной улыбкой в глазах и, качнув головой, замолк. И публика молчала, немного подавленная его длинной речью. Все сидели неподвижно, лишь Сурков вертелся на стуле, вопросительно и злорадно поглядывая то на одного, то на другого. Первым пришел в себя доктор.

Осанисто погладив бороду, он поправился в кресле, тихонько кашлянул, как бы приглашая всех обратить на него внимание, и заговорил:

- Отдавая должное убежденности и, так сказать, вескости чувства, вложенного вами в вашу речь... я, однако, должен заявить вам, что всё это и речь и чувство - субъективно. Нападки на интеллигенцию раздаются давно и впредь будут раздаваться... И я не против этого, о нет! Конечно самокритика, самоанализ и, так сказать, са-мо-по-ве-рка - это необходимо. Но, скажу, не слишком ли много самокритики? И я решительно не могу согласиться с вашим объяснением причины пассивности нашей... Я даже отрицаю пассивность. Вы слишком мрачно набросали всё это и - извините! поверхностно, утрированно... Ведь надо согласиться - мы все-таки работаем. Кто дает тон и направление в земстве? Мы,- вы этого не станете отрицать. Журналистика - уже сплошь дело интеллигенции. Воскресные школы, масса просветительных обществ... Да мало ли мы можем насчитать заслуг за собой? А та непоколебимая оппозиция консервативным влияниям, которую мы так стойко выдерживаем? В одном я могу согласиться с вами - нас действительно много, и мы - сила, это факт! Мы всё растем и зреем... Вы забыли упомянуть о том, что существуют серьезные внешние преграды, задерживающие наш рост. Это очень важно и многое объясняет... Ну-с, а исходная ваша точка зрения она... парадоксальна, согласитесь. Это уж нечто во вкусе Владимира Ильича, который, наверное, внутренне блаженствует теперь, хотя и не показывает нам этого...

- Не пытайтесь читать в сердцах, доктор, и продолжайте плести ваше возражение,- сказал Сурков, покручивая свои маленькие усы.

- Я кончил...- объявил доктор.

Шебуев наклонил голову и хотел что-то сказать, но в это время заговорил Малинин.

- Меня не столько занимает ваша основная мысль, Аким Андреевич, сколько процесс ее образования. Как, под какими влияниями создалась эта мысль? Мне она представляется рожденной отчаянием...

- Вот те раз! - воскликнул Сурков с удивлением.

Было видно, что и Шебуев удивился, но он промолчал, подвинулся к Малинину, и на лице его выразилась любезная готовность слушать.

- Мне кажется - придти к убеждению, что рост интеллекта уродует людей, мог только человек, отчаявшийся в благотворной силе мысли, в творческой способности ума. Ваше убеждение - упадочное, декадентское. Я думаю, что декадентство - это отчаяние людей, сбитых с толку противоречиями жизни. Ваша мысль как бы кричит - назад! А зов назад - зов испуга, зов отчаяния...

- Позвольте! - спокойно сказал Шебуев, как бы щупая глазами Малинина,ведь я говорил о чрезмерном развитии интеллекта, я указывал, что его перевес над чувством роковым образом обессиливает человека. Человеком двигают желания, а не логика. Если же будет развиваться только мысль, как возможен цельный, гармоничный человек?

В это время раздался угрюмый и как будто озлобленный бас Кирмалова:

- Никакой гармонии в человеке никогда не будет! И не надо гармонии! Вот!

Он часто заключал свою речь восклицанием "вот!" и произносил его как-то странно, одним звуком - "от", причем "о" казалось каким-то огромным, а "т" было почти не слышно. И звучало это восклицание так, точно его из груди Кирмалова вышибал какой-то тяжелый невидимый удар.

- Гармония - выдумка! Как можно, чтобы гармония, когда миллионы почти звери? Сначала очеловечим миллионы, потом гармония, коли нужно... Но - не будет гармонии! Не надо! Надо не равновесие, а чтобы всё кипело... Чтобы человек всегда носил в себе огонь. Где же огонь, если равновесие. Надо гореть, чтобы всем стало светло... Вот!

Он сурово оглядел всех и вместе со стулом шумно подвинулся куда-то а сторону. Ему не ответили: на его речи мало обращали внимания,- один Сурков поощрял их. Теперь же только доктор поморщился и пробормотал вполголоса:

- Терпеть не могу ничего истерического!

А Шебуев бросил вслед ему мягкий, сочувствующий взгляд и снова обратился к Малинину, взмахнув руками и ударив ими по своим коленям:

- Отчаяние, говорите вы? Это не моя специальность. Мне только тридцать два года, я здоров, умею работать... Позвольте мне сделать попытку к выяснению моего делового взгляда на жизнь.

Хребтов встал со стула, бесшумно подошел поближе к архитектору и встал около него, облокотясь на кресло, в котором сидел Владимир Ильич.

- Я думаю вот что: всем нам пора уже понять, что наше время - время крупных практических дел, требующих не только энергии ума, но и напряжения и выносливости чувства. Мне кажется, что мы уже достаточно долго соображали о том, что делать, и дожили наконец до поры, когда нужно всё делать. Кто но что горазд... Нужно и должно пустить в обращение накопленный нами духовный капитал...

- Совершенно верно! - спокойно сказал Хребтов своим "гонким голосом,Теперь возникает вопрос о методе... о приемах...

- А ведь вы, кажется, радикал или что-то в этом духе? - воскликнул Сурков и посмотрел на архитектора подозрительно и с разочарованием.

- Я кличек не боюсь. Зовите как хотите... но послушайте!

- С удовольствием! У вас есть свой запах...

- Это комплимент?

- Пожалуй...

- Спасибо! Так вот, господа, мы живем колониями, сектами и ни сами дальше дома единомышленника не ходим, ни к себе еретика не зовем. Это происходит, кажется мне, потому, что мы оценили самих себя немножко выше, чем стоим на самом деле, и развили в себе некоторую брезгливость по отношению к людям, которые думают иначе, чем мы. Это - аристократизм нашего ума... вредный нарост! В нем есть что-то подозрительное для меня, и, не скрою, порой мне кажется, что это - просто боязнь жизни Мы как будто сомневаемся в силе и остроте нашего оружия, в ученье владеть им... Нам чуть ли не боязно, что то, во что мы верим, столкнувшись с жизнью, разобьется о твердыни невежества и предрассудков...