- Ну, как это? - сказал Хребтов, точно ворона каркнула. И вслед за ним прогудел бас Кирмалова:
- Руки коротки...
Все смотрели на Шебуева, ожидая, что он скажет.
- Вы меня удивили,- начал он с недоумением и пожимая плечами и как-то сострадательно глядя на Малинина.- Я не вижу в своей задаче ничего героического... и на роль пророка уж никак не могу претендовать... Должно быть, я говорил очень неясно и сбивчиво... если вы сделали такой вывод. Ведь я, в сущности, не сказал нового ни слова. Что я сказал? Не надо забывать тех, что остались сзади нас, тем более не надо, что мы сами только что явились оттуда. Вы отметьте - мы сами оттуда,- это очень важно! Нам не из сострадания, не из высших соображений, а из простого расчета не следует забывать о товарищах наших, живущих в грязи в то время, как мы попали на лоно культуры. Нас, демократов по крови, еще не так много для того, чтобы нам не заботиться о судьбе наших товарищей. Забыв о них, мы рискуем услышать их упреки: ведь нас помнят, и мы каждый день можем встретиться с друзьями детства на улице. И встречаемся. Я встречался не раз. Однажды еду на извозчике, а он вдруг оборачивается ко мне и говорит: "Богат стал, Яким,- не узнаёшь товарища... Забыл, как мы с тобой пескарей ловили?" Н-да... нечто вроде голоса с того света. И, знаете, неловко как-то чувствуешь себя после такой встречи... Очень неловко... Он помолчал, зачем-то крепко потер ладонью свой бритый подбородок и снова заговорил, наклонив голову и глядя в пол:
- Я думаю вот что. Был у нас интеллигент-дворянин. Он на своих плечах внес на родину культуру Запада, создал огромные, вечные ценности и все-таки отцвел, не окупив, может быть, и половины тех затрат, которые употребила страна на то, чтобы взрастить его... На смену ему явился интеллигент-разночинец. Этот дешево стоил стране: он яви-лея в жизнь ее как-то сразу и своей огромной силой поднял страшный груз. Он надорвался в труде и ныне тоже отцветает... Может быть, он возродится? Не знаю... не охотник я до гаданий... Вижу - он отцветает. Это ведь про него я говорил давеча. Думается мне, что дворянин и разночинец потому так скоро... устали жить, что одиноки были. Родни в жизни у них не было, работали они для человечества и народа, а это - величины мало реальные, неосязательные... На смену ему идет мужик, рабочий-интеллигент, и в то же время растет буржуа купец-интеллигент... Посмотрим, что сделает мужик... Но первая его задача расширять дорогу к свету для своего брата-мужика - для брата по крови, оставшегося внизу и назади... Свой брат - это уж реальность... Вот и всё... Простите - я, кажется, утомил вас, господа...
Он стал озабоченно серьезен и как-то сух со всеми. Скоро он простился и ушел. С ним ушел и доктор. Оставшиеся у Варвары Васильевны с жаром принялись говорить о Шебуеве. Сначала Варвара Васильевна сердито и с упреком стала читать нотацию Суркову за его нелепое поведение,
- В какое дикое положение поставили вы всех нас вашей... дерзкой выходкой! Человек новый...
- Ох, это не новый человек! - вскричал Сурков.- Клянусь вам - это старый человек! Он, несомненно, родня Соломину - Штольцу и другим положительным людям...
- Не то! - сказал Малинин.- Нет, в нем есть свое, оригинальное...
- Не может этого быть! - кричал Сурков.- В России оригинальные люди от женщин не рождаются,- их выдумывают литераторы...
- Вы по обыкновению шутите,- заговорил Хребтов, потирая руки,- а человек этот заслуживает серьезного внимания. Он - деловой человек, вот увидите...
- Деловой? О, да! Этого не отвергаю... Он - несомненно деловой человек... И я согласен - в нем что-то есть, но я думаю, что это что-то не новое, а старое... быть может, только одетое по моде. Посмотрим!.. Я буду следить за каждым его шагом... А не замечаете ли вы, что он похож на тощую фараонову корову?
- Фараоновых коров я не видал,- загудел Кирмалов,- а глаза у этого господина мне не того... не по душе... Господин - интересный... когда он говорит - я ничего... даже уважаю... А ткнет он глазами - уважение вон, и становится мне... не по себе как-то.
- И мне что-то не нравится в нем... Но я его... кажется, даже люблю...- задумчиво сказал Малинин и обратился к Варваре Васильевне; - Вам нравится?
- Да,- ответила она, не взглянув на него.
Он улыбнулся и замолчал.
Сурков стал прощаться, извиняясь за свое поведение пред хозяйкой.
- Владычица сердца моего! Не судите меня строго... Ваши укоризненные взгляды вонзаются мне в душу сосновыми занозами...
- Будете вы когда-либо серьезным человеком? - с улыбкой спросила его она.
- Я? Никогда! - с жаром вскричал Сурков и ушел.
За ним ушли и Хребтов с Кирмаловым.
Оставшись одна с Павлом Ивановичем, она ласково, как мать на дитя, посмотрела на него и сказала:
- Ну, и вам пора...
- Уже?
- Пора, голубчик...
- Вы устали?
- Очень...
- Хорошо, я уйду...
Не глядя в лицо ей, он пожал ее руку и вышел, странно наклонив голову, как-то сгорбившись... А она, стол среди комнаты, посмотрела вслед ему, озабоченно нахмурив брови, и тихонько вздохнула...
С этого дня Сурков действительно стал следить за каждым шагом архитектора. Он знал всех в городе, всюду бывал, и это очень облегчало ему его капризную задачу. Являясь к Варваре Васильевне, он последовательно, со странной тщательностью и совершенно серьезно излагал день за днем всю жизнь Шебуева. Рассказывал, у кого бывает архитектор, о чем говорит и какое производит впечатление. Из его рассказов было можно сделать такой вывод: Шебуев быстро завоевывает определенное положение в местном обществе купцов и деловых людей и приобретает среди них репутацию умного, знающего человека.
Рассказывая, Сурков хвастался своей способностью шпионить.